peacefulОдолевшие, присоединяйтесь!
Глава 10. Обе вместе.
... я сердцем нежная, глупая...
Грушенька.
Грушенька.
Я что хочу сказать. Дамы обе знатные, что Катерина Ивановна, что Грушенька. Мне, безусловно, милее и ближе Грушенька - нежная, глупая, неистовая, подлая, дурная, своевольная, скверная, самовластная. Какой слог! Цельная она очень. И мужики от нее без ума. Вроде бы, ломаная-переломаная - офицер этот надругавшийся, бывший-бесспорный, - а при этом цельная. И еще - эта женщина живет сердцем. С головой у нее не то чтобы не лады, просто очень четко поделены сферы влияния - голова заведует финансами, сердце - остальной жизнью. Сама такая, потому не осуждаю ее нигде, понимаю очень хорошо.
И очень характерные эмоции она вызывает у Катерина Ивановны, та же ее иначе как "тварью" не величает. Ревность не проходит, даже когда кончается любовь. Катерина Ивановна гордая, красивая в своей гордости, но с сердцем у нее нелады. Она его не слышит? А если и слышит, то старательно делает вид, что _не_. Короче, обе со знанием дела ебут мозги окружающим мужчинам, но насколько по-разному они это делают, а?
Глава 11. Еще одна погибшая репутация.
Вот я написала вам любовное письмо, боже мой, что я сделала!
Lise.
Lise.
Ну душечка, ну прелесть! "Ах, Алеша, я ужасно счастлива, потому что я вас совсем не стою!" Лолита, Настенька Ротарь, анимешная девочка - в одном флаконе.
"Шестадцати лет еще нет, кажется, и уж предлагается!". Мятущийся подросток во всей своей красе. Девочка, кстати, мазохистка, судя по всему - помните пальчик в дверном проеме? Ой, что из нее вырастет!
А еще - я завидую. Как просто! Написано письмо ввечеру - с утра он идет делать предложение. Как хорошо, как славно, как непостижимо.
Матушка тоже восхитительна, я вообще в панике: кого бы хотела сыграть? Впрочем, матушкин поток сознания я, боюсь, не осилю. В общем, женщины одна другой краше. Все-таки Федор Михайлович не дурак был до женского полу.
Глава 2. У отца.
- ...таких-то эти нежные барышни и любят, кутил да подлецов!
Федор Павлович.
Федор Павлович.
Шикарные слова, согласна 100%. Просто беда ведь какая-то. Вот попадется раз хороший человек, с ним бы и строить себе счастливое будущее, гнездо вить, понимаешь ли... Так нет, тут же влюбляешься head over heels в какого-нибудь очередного "кутилу и подлеца" - "я сердцем нежная, глупая"...
Глава 4. У Хохлаковых.
Еще я тащусь от Герценштубе, который "всегда придет и говорит, что ничего не может понять". Но как любят его! С каким завидным постоянством приглашают! Штрих города замечательный.
Глава 6. Надрыв в избе.
... женщина, похожая на даму...
Просто. Почувствуйте разницу.
Глава 7. И на чистом воздухе.
Дети в школах народ безжалостный: порознь ангелы божии, а вместе, особенно в школах, весьма часто безжалостны.
Штабс-капитан Снегирев.
Штабс-капитан Снегирев.
А я о чем? Спиногрызы - страшное явление. У них вовсю работает естественный отбор. А, так как пока еще они не доросли до взрослых его проявлений - подковерных, заспинных, тайных, все на виду, откровенно и брутально. Больше всего меня поражает контраст между 1 и 2 классом. 1 класс - это вообще еще не люди. Полуфабрикаты какие-то, прости г-ди. Мелкие жывотные. Они в принципе не способны концентрировать внимание, слушать, адекватно реагировать. Ну, хорошо, с моей точки зрения адекватно. Как, каким таинственным образом происходит их превращение во взрослых, умных, интеллигентных (на фоне перваков, бу-га-га) второклашек? Я 4-й год наблюдаю эту метаморфозу и все никак ее не могу осознать.
Я, кажется, ушла от темы штабс-капитана. Он все больше о естественном отборе и брутальности. Ну, накипело, простите уж меня.
Там, где про Великого инквизитора, чуть не умерла. Засыпала смертным сном. Мне бы сплетен да надрывов. Fuckwittage and headology - that's my cup of tea.
Впрочем, в конце несколько проснулась. И тут меня начало колбасить. Потому что мне чуждо христианство, а в подаче Достоевского порой вызывает просто физическую тошноту. Вру. Двоякое ощущение. Отповедь Ивана Федоровича о страдании и его оправданности - "верю, но не принимаю", образ Спасителя - это тронуло. Причем там любопытнейшая была зарисовка. Читаю я про все эти кошмары, в метро, разумеется. Входит в вагон бабушка. А я не подаю. Не то чтобы принципиально... Я сердцем глупая, нежная, принципы - это не мое. Просто я недобрая. Не подаю - и все тут. И знаете что? В первый раз в жизни, пожалуй (до этого еще несколько раз музыкантам - и все!), протянула монетку. А бабушка мне - непредсказуемо! - иконку в ответ. Навроде календарика, и "Отче наш" на обороте. Настолько в тему... Так у меня закладкой до конца книги и пролежала.
Еще очень понравилась реакция Ивана на поцелуй в губы. "Литературное воровство! - вскричал вдруг Иван, переходя вдруг в какой-то восторг"... Характеристика меткая, вкусная. Нет, до белой горячки он был очень, очень хорош. Один из немногих персонажей Достоевского с чувством юмора.
Глава 2. Из жития...
Здесь меня поразила в самую пятку притча про Иова. Сразу прошу прощения, я не хотела бы никого обидеть, наступить на религиозные чувства и т д. и т. п. Еще раз повторюсь, не читайте, если вас оскорбляют резкие слова в известный адрес.
Но, что называется, не могу молчать. "Слышал я потом слова насмешников и хулителей, слова гордые: как это мог господь отдать любимого из святых своих на потеху диаволу, отнять от него детей, поразить его самого болезнью и язвами так, что черепком счищал с себя гной своих ран, и для чего: чтобы только похвалиться перед сатаной..."
Ну, я здесь насмешник и хулитель! А хули?! Черт с ним, с Иовом, с его болезнью и язвами, это его выбор, каждому по вере его. Но детей-то за что?! - воскликну я вслед за Иваном.
"... и вот у него уже новые дети, другие, и любит он их - господи: "Да как мог бы он, казалось, возлюбить этих новых, когда тех прежних нет, когда тех лишился?"
И я повторяю. А те? Те, в жертву принесенные? И этот человек радуется жизни, он святой, "можно, можно: старое горе великою тайной жизни человеческой переходит постепенно в тихую умиленную радость..." И два детоубийцы, Иов и господь, доказывавший что-то свое сатане, умиленно и тихо радуются...
Я не понимю этой религии. Мне противно.
Господи, прости, я не могу понять
холода твоих безгрешно-синих глаз,
я не понимаю, отчего
так жестоко ты бросил меня.
Господи, прости, я не могу понять
лепета твоих безгрешно-алых губ.
Я хочу любить тебя, но где же
так долго ты был до сих пор.
холода твоих безгрешно-синих глаз,
я не понимаю, отчего
так жестоко ты бросил меня.
Господи, прости, я не могу понять
лепета твоих безгрешно-алых губ.
Я хочу любить тебя, но где же
так долго ты был до сих пор.
И из этой же главы открытый вопрос. Помните "таинственного посетителя"? "За кровь пролитую я всю жизнь готов еще мучиться, только чтобы жену и детей не поразить. Будет ли справедливо их погубить с собою?" Не могу решить для себя. То кажется, не нужно было признаваться - в этом поступке, мол, больше эгоизма, нежели в сохранении тайны. То думаю, а как же не признаться-то? Как жить с этим? В общем, смятение его - непридуманное. А вы бы что сделали?
Ох. И это только первый том. Ну, во всяком случае, я высказалась. Давайте же потрындим!
